Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какой еще — другой?
— Да приходил тут один — ни свет, ни заря. И прямо как вы: спрашивал про Королева с внучкой.
— А поподробнее рассказать можешь?
— А то как же! — Пафнутий выразительно глянул на Макса, и тот передал пацану сто балтийских марок — в дополнение к сотне, отданной еще раньше; парень свернул купюру и сунул ей куда-то за пазуху, потом проговорил: — Ну, слушайте, коли уж вам так интересно.
И он поведал следующее.
Рано утром, едва только отбыла пожарная команда, и вернулись восвояси жильцы, до этого выходившие проветриться (по словам Пафнутия), во двор сгоревшего дома въехал на роскошном черном электрокаре представительный пожилой господин. И чуть было не начал рвать на голове свои короткие седые волосенки, когда узнал, что ночью выгорела квартира именно профессора Королева. И что сам Королев пропал без вести — равно как его внучка и её жених. Он сказал, что был старым знакомым профессора и очень хотел с ним повидаться. А тут — этакое несчастье! Вот если бы кто-то посодействовал ему в поисках профессорской внучки и её парня, которым он хотел помочь! Она даже обещал вознагражденье тому, кто подскажет, куда они могли пойти. Или хотя бы назовет их приметы.
Но вознаграждать оказалось некого. Никто не знал, имелись ли другие родственники у профессора Королева. Никто не мог ничего сказать и о других родственниках жениха его внучки, помимо двух сестер — тоже пропавших. А главное — никто не сумел даже толком описать внешность юноши и девушки. Профессор-то был не дурак: не позволял им показываться на глаза соседям, которые теперь только и могли, что бубнить: «Красивый парень, красивая девчонка…», «Давно таких смазливых не видели», «Оба — как с картинки…» Пафнутий всё это слышал и сокрушался, что сам не сумел минувшей ночью запомнить лица этих двоих, когда они убегали со двора.
На слове «убегали» мальчишка снова запнулся и глянул на своего собеседника с опаской. Но того интересовало совсем другое.
— А тот седой господин — он себя назвал? — спросил Макс.
— Он оставил моему бате карточку с номером телефоном — на случай, если Настасья Рябова или её жених здесь объявятся. Там были только иностранные слова, но он еще приписал от руки свою фамилию — русскими буквами.
Макс понял, что настало время новой подкормки, и протянул мальчишке еще одну сотенную купюру. Тот спрятал деньги, потом сказал:
— Его фамилия была — Розен. Да что это вы так смотрите, будто привидение увидали?
Но Макс только взмахнул рукой:
— Продолжай!
— Ну, а после к этому Розену подошел сосед наш, дядя Гунар — он с нами на одной лестничной клетке жил. И вытащил из кармана какую-то штуковину. Я даже не понял сразу, что это было.
Пацан вздохнул. Он явно сокрушался, что ценную вещь добыл сосед — не он сам. Это был блокнот: бумажный блокнот, какими никто теперь почти и не пользовался. И Гунар сказал господину Розену, что блокнот попал к нему в руки, когда парень и девчонка выронили сумку, где лежали их вещи. Конечно, дураку было бы ясно: выронили они её не по собственной небрежности. Иначе — подняли бы. Но седой господин сделал вид, будто ничего не понял. Он быстро блокнот пролистнул и просиял от радости.
— И отвалил дяде Гунару за него целую тысячу балтмарок — вы можете себе такое представить?
Макс очень даже мог. Настасья сказал ему, что дед положил для них с Иваром в сумку с вещами также и блокнот с инструкциями: как им действовать, чтобы перебраться из Балтийского Союза в Евразийскую Конфедерацию и затем попасть в Китеж-град. Хотя, конечно, сами отыскать Новый Китеж — с этими инструкциями или без них — дети всё равно бы не смогли бы.
— Мой батя тоже попытался кое-что этому господину загнать, — со вздохом произнес Пафнутий. — Когда те двое выронили сумку, там ведь, — он понизил голос, хоть подслушать их никто не мог, — оказались деньги! Многие сумели насобирать бумажек с тротуара, а мой батя сплоховал: ему только две книжечки достались.
— Какие книжечки?
— Да паспорта ихние — девчонки и того парня! Только седой не взял их. Сказал: это био… биогни… — Мальчишка наморщил невысокий лоб, силясь выговорить трудное слово.
— Я понял! — остановил его Макс.
Это были биогенетические паспорта: для активации содержащихся в них сведений требовалась ДНК владельца.
— А эти паспорта — они всё еще у твоего отца? — спросил Макс, стараясь, чтобы голос его звучал ровно — не выдал нетерпения.
Но пацан, как видно, всё-таки заподозрил что-то: ответил не сразу. Секунд пять он всматривался в лицо своего собеседника, потом проговорил:
— Они у него, да. А вы ведь хотели, чтобы я их помог вам купить? Вы за ними приехали, да?
Заниматься увертками не было времени.
— Да, за ними, — кивнул Макс. — Так что ступай к своему отцу и приведи его сюда. Пусть не сомневается: о цене мы с ним договоримся.
Мальчишка поднялся с места и стал спускаться по лестнице — но как-то уж очень неспешно.
— Давай, поторопись: одна нога здесь, друга — там! — крикнул Макс в спину чернявому пацану. — И отцу передай, чтобы он тоже не тянул время. Скажи: я заплачу ему не балтмарками, а конфедератскими червонцами.
Он понял, что не следовало этого говорить, как только слова сорвались с его губ. Взгляд обернувшегося Пафнутия был странным: умильным и жестоким одновременно. А потом чернявый мальчишка быстро, словно горох из стручка, ссыпался по лестнице к дверям подъезда.
3
Макс подумал: правильнее было бы выйти из подъезда, сесть в свою машину и туда пригласить отца мальчишки. Но это означало бы — привлечь к себе лишнее внимание. Внедорожник Макса был слишком приметным. И неизвестно, кто еще из жильцов дома получил визитки господина Розена.
Однако Макс понимал, что страшно сглупил: показал Пафнутию, что чрезвычайно заинтересован в приобретении паспортов. И еще больше сглупил, упомянув о червонцах. Он подставил сам себя, и теперь ему нужно было найти хоть что-то для самозащиты.
Он исследовал содержимое своих карманов. Но, кроме ключа-брелока от машины и портмоне, там лежала только хлопковая бандана: один из слюнявчиков Гастона. Однако и бандану можно было использовать, если подыскать в дополнение к ней что-нибудь компактное и увесистое.
Макс принялся оглядывать пол, но сперва ничего подходящего ему на глаза не попадалось. А потом возле стены — ему показалось, что возле стены — он увидел